Николай Григорьевич приоткрыл глаза и прислушался.

- Как воскресенье или праздник, так ты всегда уходишь куда-нибудь по своим казачьим делам. То у тебя станица, то войсковой круг, то ты на службе в храме, а теперь вот и крестный ход. Ты все дела по дому забросил. Вот на дачу надо было бы съездить и посмотреть. Она уже, наверное, совсем развалилась. И сколько раз ты мне это обещал и всякий раз находил разные причины - услыхал он недовольный голос невестки.

- Ну, пойми же ты меня – послышался голос сына – Сегодня большой праздник. День славянской письменности. Крестный ход пойдёт от памятника Кирилла и Мефодия по набережной Москвы реки к Васильевскому спуску, что возле храма Василия Блаженного. Кроме того, сегодня впервые понесут новую икону Богородицы, которую привезли с острова Валоама. Так что сама понимаешь, могут быть всякие происшествия, вплоть до столкновений. Поэтому и атаман велел, чтобы все были обязательно.

- Так и лезешь ты, то под пули, то под нож. И когда ж ты угомонишься. Глянь на себя в зеркало. Уже седой как бирюк, а всё не угомонишся. А если тебя покалечат или не приведи Господи, убьют, то, что с нами то будет? Как я без тебя буду жить?

– Это что Бог даст - пробурчал сын.

- А кто ж о детях позаботится?- заголосила невестка. - Ты хоть бы о них подумал. Мал - мала меньше. Так что ты как хочешь, но сегодня я тебя на крестный ход не пускаю. А если же ты всё же меня не послушаешь и уйдёшь, то я тебе обещаю, что завтра же подам на развод.-

Николай Григорьевич заворочался в постели – Вот напасть какая. Говорил я ему. Не женись на городской, а уж тем более на москвичке. Нету и них той казачьей закваски, которая нужна казацкой жёнке. Ну, уж коли не в терпёж, так хоть к батюшке бы перед женитьбой сходил. Он человек опытный, сразу бы увидел, подходите ли вы друг к другу, али нет. Так, рази, он меня послушал. Прям, такая любовь! А теперь вот, нарожали детей и мыкаются.-

   Вдруг он почувствовал, что кто-то дёргает его подушку. Повернув голову, он увидел пятилетнего внука Гришатку.

- Дедунь, а дедунь тихо произнёс он. Что это маманя так разошлась. Нéшто она не понимает, что раз мы казаки, то и службу должны нести. А папаня ещё и офицер. Пример казакам должен показывать. Дедунь, а ты видал, какая у папани шашка огромная – неожиданно спросил он.

- Как же, видал – улыбнулся Николай Григорьевич. То ж шашка моего бати. Она завсегда у нас в курене, подле двери, под правую руку висела.

– Дедунь, а твоя где шашка?-спросил Гришатка.

- В курене, на своём месте весит, да и поболее чем у твоего папани будет – ответил дед.

– Грешатка, а где ш папанина - то шашка? Што-то я ёё не вижу - произнёс Николай Григорьевич, оглядывая стены.

- Ой, дедунь – затараторил Гришатка. – Тут, намедни, пришли в гости к маманине её подруги и увидали, что возле двери, что в спальню, нагайка висит. Подошли они к ней, и давай её ощупывать. А затем одна из них, такая рыжая, и говорит мамани - Как же это так. Ты вот женщина городская, современная, а допускаешь такую дикость. Сними и выброси.- Вот маманя сняла её и бросила на кровать. А когда папаня пришёл, то она стала требовать, чтобы он нагайку с шашкой убрал с её глаз долой. И стали они ругаться. Тут мой маленький братик как заплачет, а маманя папане то и говорит, что ты, мол, смерти его хочешь. А он дедунь хороший, не плакса. Он хоть и совсем маленький, но настоящий казак и не плачет вовсе. А я дедунь сам видал. Она его специально ущипнула, что бы он заплакал. Папаня его очень любит. Наверное, больше меня.-

– Не говори так Гришатка. Грех так думать. Просто он маленький и болеет, вот он и жалеет его. А тебя он очень любит – гладя по голове Гришутку, произнёс Николай Григорьевич и, скинув одеяло, вскочил и начал быстро одеваться. – Энто до чего ж дело уже дошло. В своёй квартире и шашку на стену повесить не могёт. Гнать её суку!-

   Дверь в комнату растворилась, и вошёл взъерошенный сын. – Слышь батя. Ты куда это собрался?-

-Куда? Куда?- отсель поскорей. Домой на хутор.-

-С чего это вдруг?- удивился сын. – Ты ж только вчера приехал.-

- Вот теперь и жалею, что приехал-

-Слыхал наш разговор?- глядя бати в глаза спросил сын.

-Слыхал. Рази ты казак! Мысленное дело, шашку спрятал-

- Ты и про это знаешь?- спросил сын. – Гришатка сказал?-

-Кто б не сказал. Ноги моей боле здеся не будет.-

- Охолонись батя. Нельзя так. Ведь она мне жена.-

-Жена? Кака она тебе жена? Рази, ты в церкви венчан? Вот я с твоей матерью в церкви венчан. И потому она мне жена перед Богом и перед людьми. Вот если бы вас вокруг ракитового куста окрутили, и то б, по нашим казачьим законам, была бы она тебе женой. А то моду московскую взяли. С начала наживутся, детей нарожают, а затем уже и о женитьбе думают. Рази ты женат? Нет. Ты в каком-то гражданском браке живёшь, прости Господи, как кобель с сучкой. А мы, казаки, таких браков не признаём. Так что выходит никакая она тебе не жена, а сожительница, и живёшь ты в блуде. А за блуд в старые времена и жизни лишали -

- Да не горячись, батя. Мы, с Катериной, решили на следующей недели обвенчаться - проговорил сын. – Вот поэтому и просили тебя приехать. Сюрприз тебе хотели сделать. Да вот сам видишь, как неловко вышло.-

- Вот вы старика обрадовали! Ну, ладно. Коли так, остаюсь – радостно проговорил Николай Григорьевич и прослезился.

- Слышь, батя, пособи мне сегодня - оживился сын.- Мы с Катериной на дачу съездим, а ты заместо меня сходи на энтот самый крестный ход. Там и кум твой, Василий Петрович будет. А я тебе новую форму справил, в шкафу висит. Примерь. Сапоги мои надень, размер то у нас один-

- Ну и казаки ныне пошли - заворчал Николай Григорьевич. – От службы отлынивают, за бабий подол прячутся. Мыслимое ли дело, что б жена заместо атамана командовала.-

Отворив двери шкафа, он увидел на вешалке новую казачью форму. Внимательно оглядев её, он с удовольствием стал одеваться. Обув сапоги, он взял сапожную щётку и начистил их до зеркального блеска. Надев набекрень фуражку и подкрутив усы, он подошёл к зеркалу, и, оглядев себя, с ног до головы, остался довольным. Сын с Гришаткой сидели на диване и, улыбаясь, смотрели на бравого деда.

- Ну, батя, хоть на смотр. Вот только нагайки нет - сказал сын, доставая из-за дивана ногайку.

- А зачем она мне? - Удивился Николай Григорьевич. - Коня-то нет. Шашку доставай. Куда ты её схоронил? Или могёт быть ты её в туалете держишь? Что б на толчке рубить удобнее было.-

- Не надо так, батя,- обиделся сын.- Шашка в оружейном шкафу спрятана.-

- Во, во! – засмеялся Николай Григорьевич. - Пока ты ключи найдёшь, пока замки отопрёшь, глядишь, и шашка тебе боле уже никогда и не понадобится-

- Всё дело, батя, в том, что по нынешнему закону, казаки на крёстные ходы не могут являться с шашкой. Разрешена только нагайка – проговорил сын, подавая Николаю Григорьевичу ногайку. - Правда, в законе, не оговорена какая. Так что возьми боевую. Не забыл ещё, как с ней обращаться. Я помню, ты знатный нагаечник был-

- Как забыть. Для казака это первейшее оружие. Раньше казаки без нагайки с база не выходили – разглядывая ногайку, проговорил Николай Григорьевич.- Никак новую сплёл? Хороша! И куда идтить? Говори адрес.-

- Метро Китай Город. Выйдешь на Старую площадь. Там встречаемся. Атаману скажи, что захворал я-

- Ну что за казаки стали - вскипел Николай Григорьевич.- Чуть что, так и стараются друг друга обмануть. Нет. Я энтот грех на душу не возьму. В старое время казаки никогда друг друга не обманывали, и как бы правда не была горька, всегда друг перед другом честны были. А кто, не дай Бог по слабости или по глупости сбрешет, то того на кругу нещадно пороли –

- Прости, батя меня – проговорил виновато сын. – Верно ты говоришь. За брехню пороть надо и начать надо с меня. –

- Вот возвернусь и выпорю - пригрозил Николай Григорьевич, засовывая нагайку за голенище сапога.

-Да, батя, возьми с собой паспорт.-

-Энто для того, чтобы мой труп с чужим не перепутали - усмехнулся Николай Григорьевич.

- Ну, у тебя и шуточки, батя. Ты лучше вот что мне скажи. Поменял ли ты старый, советский паспорт, на новый, российский - спросил сын.

-Энто на какой? Там где национальности нет и клеймо сатанинское? Не менял и менять не буду. Тут казаки с одного святого места приезжали и гутарили, что старец, у которого они окормлялись, велел энти паспорта не брать. А кто возьмёт, то тот как бы сатане в пояс поклонится. И затем энтот грех ему кровью искупать придётся – ответил Николай Григорьевич.

- И на что же ты живёшь? Ведь теперь по старому паспорту и пенсию не выдают.- удивился сын.

- Что на своей земле вырастил, то и продаю. И Славу Богу хватает. А энту пенсию пущай они себе в ненасытное своё горло засунут. Казаки завсегда к деньгам пренебрежительно относились, так как их придумал сатана. И никогда денег не копили, ибо сребролюбие великое зло. Ты вот сам подумай. Енти деньги только на земле и нужны. А как к Господу пойдёшь, то за них с тебя строго спросится. Так что веру свою православную не продавай, а денег имей столько, сколько тебе нужно для прожитья. И довольно.-

- Так ты возьми хоть удостоверение-

-Оно у меня завсегда со мною - ответил Николай Григорьевич.

-Тогда пора - сказал сын

- Николай Григорьевич снял фуражку, и, перекрестившись на иконы, подошёл к двери.

- Ну, батя, с Богом. Час добрый - сказал сын и перекрестил отца.

   Войдя в лифт, Николай Григорьевич, снял фуражку, ещё раз перекрестился и прочитал молитву ангелу хранителю: Ангел Божий пойдём со мной, ты вперёд, я за тобой. Затем он нажал кнопку лифта, и, спустившись вниз, вышел на улицу.

  День был солнечный, но прохладный. Дойдя до ближайшего метро, Николай Григорьевич перед тем, как в него войти, снял фуражку, перекрестился и произнёс – Господи! Спаси меня и сохрани на земле и под землёй. И да будет на всё воля твоя.- Затем он надел фуражку и смело вошёл в метро. День был воскресный, поэтому народа в метро было не так уж и много. Сын Николая Григорьевича жил на Юго-западе Москвы, так что до центра ехать пришлось довольно долго. Доехав до станции Китай - город Николай Григорьевич вышел из метро и, сняв снял фуражку, произнёс – Слава тебе Господи, что сохранил меня под землёй.- Перекрестившись, он надел её и огляделся. Прямо перед собой он увидел памятник, на площади перед которым стояли небольшие кучки людей с хоругвиями и знамёнами. Возле самого памятника, стояли два динамика и молодой, но бородатый казак в белой папахе, с погонами есаула терского войска, пришитых к чёрной куртке и подпоясанной ремнём торопясь, настраивал аппаратуру. Недалеко от него стояли двое высоких мужчин, одетых во всё чёрное и держали хоругви.

- Это, наверное, хоругвеносцы, или как их зовут в народе черносотенцы – догадался Николай Григорьевич.

Рядом с ними на подставке стояла большая икона под стеклом, на которой была изображена парящая Пресвятая Богородица, с вытянутыми вперёд руками, из которых сыпались кресты. Часть из них висели как бы в воздухе, а другая часть уже прилепилась к маковкам церквей.

- Интересно. Чтобы это означало?- подумал Николай Григорьевич и подошёл поближе к небольшой группке людей одетых в чёрные костюмы, с накинутыми на плечи пальто и которые громко разговаривали между собой.

- На Валоаме, одной женщине, Богородица явилась во сне и сказала, что она велит монахам написать свою новую икону. Женщина исполнила всё, что наказала ей Богородица. По её рассказу монахи и написали икону. Однако некоторое время спустя Богородица опять явилась женщине во сне и повелела сказать монахам, чтобы они её неправильно написали и чтобы они её исправили. Вот эту икону мы и привезли – сказал один из них, небольшого роста и с маленькой бородкой.

- И как толкуют монахи, то, что изображено на иконе – спросил седой мужчина, с большой бородой и длинными волосами.

- По разному. Однако многие сходятся на том, что православная вера в России с Божьей помощью будет укрепляться, и многие храмы ещё возродятся – ответил опять тот же мужчина.

– Слава тебе Господи, коли так – подумал Николай Григорьевич.

-Ну, а где ж атаман и станичники? - и он стал оглядываться.

   Вдруг его кто-то толкнул его в спину и, картавя, произнёс: Здорово дневали.

   Николай Григорьевич выхватил из-за голенища нагайку и, быстро повернувшись, хотел огреть шутника. За его спиной, в очках – линзах, оскалившись гнилыми зубами в идиотской улыбке, стоял молодой еврей, лет 25. Изо рта у него капали слюни. – И не знаешь, и не знаешь, как отвечать. Давай я тебя научу – важно проговорил он. Николай Григорьевич плюнул и отошёл в сторону.

- Не хватало только здесь только идиотов и психов - подумал он. Однако что-то в нём ему не понравилось, и он стал за ним незаметно наблюдать. Еврей ходил по толпе, которая стала уже довольно большой, и приставал к казакам. От некоторых он получал даже тычки. Однако большим, дело не кончалось. И тут только Николай Григорьевич сообразил.

- Так то ж провокатор. Вот сучёнок! Хочет устроить потасовку. А милиция должно быть только этого и ждёт.-

В это время к толпе подъехал автобус, и из него вылезло подкрепление милиционерам, охватившую уже толпу полукольцом.

- Вишь, как вовремя, сукины дети, подъехали – удивлённо воскликнул Николай Григорьевич.- Всё у них рассчитано.-

   И тут он вспомнил, как он приезжал в Москву в 93 году, прям пред штурмом белого дома, расстрелянного из танков по приказу Ельцина. Тогда Москва была забита нищими, калеками, разного рода инвалидами и молодёжью, на рукавах и куртках которой были нашиты разные символы, от звезды в круге, до свастик и разных крестов. Куда ни глянь, на каждом углу, в переходах они стояли стеной. Так вот, тогда Николай Григорьевич заблудился. Вышел он к продовольственному магазину, рядом с большим, отделанным гранитом домом с несколькими подъездами. Смотрит, а в эти подъезды входят и выходят разные калеки, поберушки, и бритые на голо молодые люди. Он возьми и спроси у продавщицы что это за дом . А он ему в ответ - КГБ. И тогда ему стало понятно, почему не все поберушки сидящие в метро, переходах и на улицах просят подаяние, а всё больше по сторонам смотрят и головой крутят. Подошёл он от этого дома к метро Площадь революции, а там стоит толпа «Ветеранов Великой Отечественной Войны», и жарко «спорят» они как бы промеж собой. Пригляделся он к ним и увидел, что никакие они не ветераны. Все сытые, здоровые, ловкие. Увидали они, что он в форме, и давай казаков всякими бранными словами поносить. Не выдержал Николай Григорьевич и ответил им. А они в драку. Едва отбился. Только потом сообразил, что это были кегебешные провокаторы, которые и провоцировали беспорядки. С тех пор всегда, когда ему доводилось бывать на митингах или демонстрациях, он, приглядываясь к окружающим, и почти всегда этих «друзей» угадывал.

  Постепенно площадь перед памятником заполнилась полностью. Казаки окружили памятник и построились. Затем к памятнику подошла группа людей. Среди них выделялись двое. Один, лет пятидесяти, невысокого роста, черноволосый, в бороде и усах, одетый в форму черносотенца и с кокардой на низкой чёрной папахе. Другой, лет сорока, высокого роста, богатырского телосложения, в полевой казачьей форме и с генеральскими погонами. Включили микрофон и стали к нему поочерёдно выходить выступающие.

-Здорово дневали - раздалось у Николая Григорьевича за спиной. Обернувшись, он увидел кума, Василия Петровича.

- Слава богу – ответил Николай Григорьевич, и они на радостях облобызались.

- И давно ты здеся стоишь - спросил его Василий Петрович.- Неш то нас не нашёл? И где ш мой крестник, Петро? Значит не явился! Вот и мой сукин сын, то же от службы увиливает. Ну ладно, пойдём к атаману.-

-Да погоди, кум, успеется. Отсюда хорошо слышно. Ты не знаешь, кто будет энтот генерал, что у микрофона сейчас стоит?- спросил шёпотом Николай Григорьевич.

- Энто какой-то московский атаман, только как звать его запамятовал.- ответил Василий Петрович. - Слыхал я, что он потомственный донской казак и считает себя белым казаком.

- Ну, прям как дети. Ну, какие ж ныне белые али красные казаки. Нету их ныне. Все померли – расстроился Николай Григорьевич. – Энто деление только на руку врагам казачества. Пороть их надо сукиных детей и гнать из атаманов. –

-Не ворчи Григорьевич, а слушай, Могёт быть он и какое умное слово уронит.-

Николай Григорьевич прислушался.

- И сегодня, мы с горечью можем сказать, что восемь десять лет коммунистического, а затем и демократического террора принесли казачеству неисчислимые беды. Некогда могучее дерево казачества почти полностью засохло. Сегодня, стоит оно с подрубленными корнями, с обожжённым стволом, покрытое сухими ветвями, но всё ещё живое и грозное для врагов. Когда-то на этом дереве произрастала вся правовая, бытовая и духовная культура казачества. Поэтому все усилия всех недругов казачества были и сегодня направлены на сокрушение этого великого дерева, под сенью которого произрастала и крепла православная Россия. И только в глубинах казачьих душ теплится ещё память о некогда могучем, с раскидистой кроной и несокрушимом дереве казачества, дававшем защиту и утешение всему православному русскому народу.-

- Правильно говорит атаман – подумал про себя Николай Григорьевич и обратился весь в слух.

- К сожалению, сегодня мы можем констатировать, что за годы коммунистического лихолетья казачество почти полностью покинуло «спасительный корабль веры» и оказалось в болоте атеизма. Поэтому возрождения казачества, которое проводилось в конце 80-х годов усилиями партийного аппарата через Союз казаков России, была основано на одно идее – идеи себялюбии. И хотя возрождение казачества было религиозным по форме, но оно было глубоко чуждо религиозной идеи. Именно поэтому за эти годы казачество превратилось из живого организма в гниющий труп, который своё гниение принимает за жизнь. Как поганые насекомые развились в нём разные казачьи лидеры, радующиеся только тому, что тело казачества гниёт, ибо в живом теле не было бы для них жизни.-

- Прям за душу берёт – восхищённо произнёс Василий Петрович.

- В позабывшей Бога и заветы седой старины в современном казачестве разрушительная работа анти казачьих сил уже не требует больших усилий. Бесы демократии, давно подстерегавшие свою жертву, ежедневно празднуют свой шабаш на залитой кровью священной казачьей земле. Застилая истинный лик православного казачества, отовсюду повылазила страшная образина звероподобного существа, измывающегося, кощунствующего над всем, что испокон было дорого и свято казакам. Однако, несмотря на все их усилия, истинную казачью душу им изничтожить до сих пор не удалось. И среди сегодняшнего мрака и грязи высвечивается в ней много светлого, благородного, чистого.

- Это кто ж такой – наклонившись к уху Николая Григорьевича, тихо спросил молодой кубанский сотник.

- Да, какой- то московский атаман. Я его и сам сегодня первый раз слушаю – так же тихо ответил Николай Григорьевич.

- Однако, несмотря на все трудности нельзя терять надежду и надо непоколебимо верить, что пройдёт нынешняя болезнь, после которой казачество окрепнет - продолжал атаман.

- И хотя все силы ада против нас, но мы должны бороться, быть на стороже, не спать, а воевать. У казака можно всё отнять, но никто не сможет отнять душу. И хотя современное казачество сделало себе много зла, но это все к очищению, к лучшему. Поэтому все сегодняшние трудности надо принимать без ропота и верить, что Господь пошлёт нам избавление. Мы должны искупить все наши грехи, отмыть в крови свои пятна, загрязнившие наши души. И надо непрестанно молиться: « Господи Иисусе Христе. Помилуй нас грешных. Спаси казачество и спаси Россию».

   Затем пришедшие стали строиться в колону. В голову колоны вышла группа людей, которую возглавлял серб черносотенец. Они несли икону, хоругви, знамёна. Казаки, взяв нагайки в руки, стали с двух сторон вдоль колоны. Параллельно им выстроился милицейский спецназ. Затем под пение молитвы: «Богородица дева радуйся. Благодатная Мария Господь с тобою. Благословенна ты в веках и благословен плод чрева твоего. Яко спаса родила, еси душ наших» шествие тронулось. Выйдя на набережную Москвы реки, крестный ход, не спеша, пошёл по ней мимо гостиницы Россия к Васильевскому спуску. Кода подошли к Васильевскому спуску, Николай Григорьевич увидел, что он перегорожен несколькими рядами ограждений, за которыми пряталась милиция. Не доходя заграждений, крестный ход остановился, и было принято решение провести молебен на этом месте. Казаки окружили место молебна, а их в свою очередь окружила милиция. После непродолжительного молебна все стали расходится.

   Николай Григорьевич с Василием Петровичем, простившись с братьями казаками, отправились через Красную площадь к метро. Спустившись в метро, они распрощались. Николай Григорьевич, перешёл на свою линию, зашёл в полупустой вагон и сев на диван, закрыл глаза. Он стал вспоминать подробности крестного хода и вдруг он шум. Чуть приоткрыв глаза, он огляделся. В вагон вошли трое молодых людей, лет 20-25, в спортивных костюмах, в кроссовках. Вели себя бесцеремонно. Один из них был коренастым, плотным, черноволосым, круглолицым, с узкими, как щёлочки глазами и хорошо физически развитым. Второй - небольшой, подвижный, похожий на чеченца. Третий, мордастый, рыжеволосый, с глазами на выкате, с манерами уголовника, был одет в кожаную куртку и, по-видимому, был среди них главным. Войдя в вагон, они остановились у двери и, осмотрев вагон, стали переговариваться между собой. И хотя Николай Григорьевич не мог расслышать, о чём они говорили, но по их взглядам он понял, что они что-то замышляют против него нехорошее.

-Значит, добром это не кончится – подумал он.

   Чуть приоткрыв глаза, стал следить за ними, пытаясь понять, кто из них представляет для него наибольшую опасность. Посовещавшись, они разделились. Тот, что был в куртке, стал к двери. Невысокий и подвижный чеченец, сел напротив Николая Григорьевича, а «косорылый», отодвинув соседку Николая Григорьевича, сел возле него. При этом Николай Григорьевич почувствовал, что что-то твёрдое уперлось ему в бок.

-Не иначе как ствол - подумал он.- Плохо моё дело.-

   Повернув немного голову, он увидел в его руке пистолет.

- Курок не взведён. Значит сейчас стрелять не будут - пронеслось у него в голове - а будут ждать остановки, чтобы успеть выскочить из поезда. Вот зверьё! Мало им казачьей крови в Чечне, так и сюда заявились. Не бывать тому, чтобы донской казак шёл как скотина на убой. Извернись и убей того, кто тебя хочет убить, говаривал мне батя. С божьей помощью одолеешь любого врага. Господи благослови! - произнёс он про себя, и мысленно перекрестился.

   Улучив момент, когда поезд резко притормозил, он, завалившись на сидящего рядом пассажира, быстро выхватил правой рукой нагайку из-за голенища сапога. Когда же поезд дёрнулся, то он, резко повернулся к «косорылому» и ткнул острым стальным концом нагайки, в тыльную часть его кисти, держащей пистолет. Дёрнувшись от боли, он выронил его. Не теряя и секунды, Николай Григорьевич коротко размахнулся и ударил его в ямку под кадык. Обхватил руками горло, тот свалился замертво на пол. Сидящий напротив него молодой чеченец вскочил и попытался ударить его ногой в голову. Николай Григорьевич пригнулся и, подбив ногу руками вверх, стеганул его нагайкой, между ногами, снизу вверх. Чеченец согнулся и, держась за яйца, заковылял в сторону. Николай Григорьевич встал и раскрутил нагайку вокруг себя. При этом, он через отражение в стекле вагона, внимательно следить за третьим, в кожаной куртке. Придя в себя, чеченец попытался напасть на него. Николай Григорьевич быстро и точно нанёс два удара шлепком нагайки по его коленным чашечкам и один сильный удар в висок. Чеченец замертво рухнул на пол. Краем глаза, Николай Григорьевич, заметил в отражении стекла вагона взмах руки. Отскочив в сторону, он увидел, как нож воткнулся в спинку сидения. Поезд дёрнулся и остановился. «Мордастый» бросился к дверям вагона и, царапая ногтями, попытался их раздвинуть. Николай Григорьевич, не спеша, шагнул к нему и, размахнувшись, вытянул его по спине нагайкой так, что куртка лопнула. Выгнувшись, и взгвизнув от боли, тот вылетел в раздвинувшиеся в этот момент двери вагона. Остановившись на перроне, «мордастый» выхватил из-под куртки кинжал и кинулся обратно в вагон. Николай Григорьевич ждал его. Удар его был точен. Шлепок нагайки попал прямо между глаз. Выронив кинжал, с широко раскрытыми глазами, он рухнул навзничь на перрон. Двери вагона закрылись, и поезд тронулся. Николай Григорьевич нагнулся и поднял кинжал. На нём было выбито ТКВ, 1915.

- Значит, убили терца. Вот, гады! Сколько ж в Москве бандитов развелось? И судя по всему, чувствуют себя здесь вольготно - подумал Николай Григорьевич, вертя в руках кинжал.

- Ну, ничего. Никогда они, от нас казаков, живыми не уходили. Надо и сыну с внуком наказать, как дед мой мне наказывал. Помни, говорил он мне, что живут они в тяжком грехе, беря чужое. А у казаков за воровство одно наказание – в куль да в воду. Они божьи заповеди нарушают, богохульствуют, в карты играют, матерщиничают и бога нашего Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу и всех Святых поносят. А матерщина есть ни что иное, как молитва Сатане. И кто матерщиничает, тот Сатане молится. Помни, играть в карты казак не должон, так как эта игра была дана Сатаной иудеям, чтобы насмехаться над крестными страданиями Господа нашего Иисуса Христа. Так что у казаков с ворами и бандитам только один разговор. Их надо рубать. –

   Засунув кинжал за пояс, он вышел на следующей станции из метро, и не спеша, с чувством выполненного долга направился к дому сына.