Как-то в Москве, на Калужской ярмарке, познакомился я с казаком, который приторговывал на рынке салом и мёдом. Разговорились. Оказалось, что он из хопёрцев, то есть из дальних казаков, как говорят на Дону. Рассказал я ему о своей мечте вернуться на Дон. Он мне и говорит, что ежели я надумаю всерьёз, то поможет мне осуществить мою мечту. Есть у него дед, по матери, который живёт на хуторе. Он мне поможет и советом и делом. Я попросил у него адрес и, не откладывая в долгий ящик, купил билет на поезд и вскоре оказался на Хопре. Река мне очень понравилась, да и места там прямо сказать сказочные. Поймав попутку, к вечеру я добрался до хутора. Деда на хуторе не оказалось.

– Он ноне в степи с ружьём милуется - смеясь, сказала мне его соседка и махнула рукой. Я ничего не понял, и пошёл в ту сторону, куда она указала. Пройдя около версты, я увидел в степи костёр, а возле костра шалаш. Около шалаша сидел дедок, в казачьих шароварах и старенькой казачьей фуражке, а в руках у него была двустволка.

- Никак что-то сторожит - подумал я.

- «Здорово вечеряли» - обратился я к нему. Он вскинул голову, посмотрел на меня и ответил

- «Слава Богу».

   Я спросил, как его зовут и представился. Он кивнул головой и поинтересовался, какое у меня к нему дело. Я рассказал ему свою мечту и зачем я приехал. Он покачал головой, встал и, подойдя к костру, бросил в огонь сухие ветки.

- А знаешь, што я тебе скажу, мил человек - оборотившись ко мне, не громко произнёс он.

- Ехал бы ты в другие места. На Дону то хороших мест много.

- Это почему?- удивлённо спросил я и посмотрел на него. Огонь в костре вспыхнул и осветил худощавую фигуру деда, которая на фоне вспыхнувшего костра стала фантастически красной, словно он сжигал себя как в старину староверы.

- Эко ты не понятливый - проворчал дед,- Я же тебе ясно гуторю. Ехал бы отсель, да поскорей, пока ничего с тобой не произошло.

- И что же это со мною может произойти? – изумился я.

- Экий ты, непонятливый, ты ж на Хапре, а не на Дону. Места у нас особенные, староверческие. Православных у нас не особо жалують и с ними могут дела всякие произойтить – помолчав, добавил он.

- Так то ж, было давно, ещё при царе - упрямо талдычил я. – Вон, сколько веков прошло, пади всё позабывалось.

   Дед удивлённо посмотрел на меня. В его взгляде я почитал жалость ко мне, как к малому непонятливому детяти, которого собираются выпороть, а оно вместо того чтобы бежать, стоит столбом и ждёт порки.

- И кто тобе сказал, что староверы у нас не перевялися? – наконец промолвил он. – У нас их достаточно, тем более, что они дюже зловредные. Небось слыхал о субботниках.

   Я поднопрягся и стал вспоминать, что я о них читал. В памяти всплыло: субботники, секта исповедующие иудаизм, в народе прозванные жидовствующими. По благословению раввина могут носить кресты, иметь в доме иконы, ходить в церковь. На иконы плюются, над крестным знамением насмехаються.

– Кроме того у нас есть молокане, хлысты и другие сектанты. Ежели попадёшь к ним в руки, не помилують - добавил дед и сплюнул.

– А ты сам-то не из жидовствующих? – спросил я, его вглядываясь в его лицо пламенеющее в отблесках костра. Дед взглянул на меня, снял фуражку и молча, перекрестился. Меня это ничуть не убедило, и я продолжил.

- И как это вы здесь живёте, православные среди сектантов, как вы их отличаете от православных?

- Очень просто, по фамилиям, а так же знаем от рождения, кто есть кто - произнёс дед и прислушался.

– Слышь, вон опять запричитали. Энто они молятся, и головой трясут.

   Я прислушался, но ничего не услышал кроме треска костра. Достав из рюкзака одеяло, я улёгся у костра. Дед посмотрел на меня удивлённо выжидающе. Затем плюнул и ушёл в темноту. И тут я только сообразил, что пора бы и по царской чарочке пропустить, тем более что у деда кулеш был уже готов. Порывшись в рюкзаке я достал литровую бутылку водки, которую купил ещё в Москве и две кружки. Услыхав звон кружек, из темноты появился дед. Лицо его было довольным.

- Энто ты правильно поступил, по-казачьи. Видать казачьи законы блюдёшь. А то, как это кулеш и без чарки – добродушно ворчал, ставя на землю казан и доставая две деревянные ложки. Мы налили по пол кружки и, перекрестившись, приняли до еды, как и положено. И хотя водка была и тёплая, но пошла она легко. Затем налили по второй. Я запустил ложку в казан и вдохнул ароматный запах кулеша.

– Не торопися - сказал дед. – Пущай ишшо постоить. Подюжей распариться. А мы ишшо примем по маленькой.

   Мы так и поступили, закусив рукавом. Затем налили ещё по одной маленькой. Дед, напевая что-то себе под нос, поставил передо мной казан с кулешом и довольный сказал:

– Ну, вот. Тапереча готово. Навались!

   Мы дружно «навалилсь», не забыв при этом выпить налитое. Кулеш был настолько вкусен, а мы голодны, что мы и не заметили, как он кончился. Разлив остатки бутылки по кружкам, мы «запили» кулеш и отвалились. Сил не было. Наступило счастливое мгновение полного счастья и блаженства. Посидев немного, стали укладываться спать. Однако у меня в голове вертелась одно единственная мысль. «Мало». Но кругом была степь и не одного винного ларька. Как я ругал себя, что пожадничал и взял только одну. Судя по всему, дедом тоже владела та же мысль. Он встал и подошёл ко мне, глядя на рюкзак. Я вытряхнул содержимое рюкзака к его ногам. Дед тяжело вздохнул и лёг на своё место. Однако не спалось. Мы лежали, и каждый думал о том, как прекрасна степь в июне. Неожиданно дед встал и, подойдя ко мне, сел, скрестив ноги.

– Слышь ты, московский казак? Какой чёрт занёс тебя на Хапёр?- сказал он, смотря в упор на меня.

– Я ведь не зря тебя спрашивал про гражданскую войну. Не закончилась ещё она на Дону, а в наших местах и неизвестно когда закончится. Слыхал я, ещё от своего деда, что все беды на Дону с наших мест, с Хапра да с Медведицы идуть. Староверы, мать их, всё мутят. Энти жидовствующие окрамя себя никого не любят. А царя они вон как не любили, да и сколько вреда православному казачеству наделали.

- Я удивлённо спросил его.

– Как это гражданская война не кончилась? Вона сколько годов прошло, сколько воды утекло. Никак ты дед завираешь! Да и какая разница, старовер он или нет. Казак он и есть казак!

- Энто не скажи! Видать ты ишшо кутёнок. Ничего-то ты, в казачьей жизни на Дону не понимаешь! - расшибуршился дед. – Оно конечно, казак казаком остаётся, да только бывають казаки, дюже зловредные, которые супротив казачества идуть, и казачьей кровушкой не гребують. Так вот, на Дону нету более зловредных казаков, чем те, что на Хапре и Медведице живут. Много горя от них остальные казаки приняли.

- Так в чём же их зловредность заключается? - удивлённо спросил я.

- А кто первую гражданскую войну промеж казаков начал, как ни они ишшо при атамане Минакове. В стародавние времена правда то было, только казакам не след то забывать. Начали энти жидовствующие свою ересь в церквах проповедывать, а справных да православных казаков избивать. Сколько тогда они православной казачьей крови пролили.

- А чего это православные казаки отпор им не дали? – удивился я.

– Оттого что сила была их. Смутили они православных, да и царь маху дал. Всё из-за патриарха Никона.

- Так должён был мир наступить, ведь всех зачинщиков тогда показнили - нашёлся я.

- Показнить-то показнили, да тут как на грех Булавин объявился. Опора у него опять же на староверов Хапёрских да Медведецких была. А когда православные казаки Булавина убили, то часть казаков, из староверов, ушла с атаманом Некрасовым к туркам и стали им служить. Лютее турок были. Спасу от них не было поначалу, да потом кое-как на Дону от них отбилися.

- Так, наверное, староверы после всех этих событий должны были успокоиться и затаиться - сказал я.

- Это ты правду сказал, что затаились они гадюки подколодные. И хотя хапёрский полк перевели на Ставрополье, однако лютости у них здеся на Хапре да на Медведице не поубавилось. А тут конечно сыграла роль, что донские атаманы были из старообрядцев, либо были приняты в казаки на Хапре али Медведице. К примеру Красновы. Предок ихний прибёг на Хапёр из Камышина и был принят в казаки в станице Букановской. А фамиля Красновых, знам дело, давно была известна среди жидовствующих. Так в Каширском уезде Тульской губернии купец Краснов был. Так он сука был один из первейших главарей жидовствующих. И атаман Иловайский с атаманом Ефремовым тоже не из природных казаков. Один из посадских людей, а второй из купцов Московских. Вот тебе и древние казачьи роды. Видать, как не крути, а все так называемые древние казачьи роды на деле от русских то и ведуться. Да и Платов, как и Ермак, тоже видать не из природных казаков, а что из старообрядцев, так это всем ведомо.

   От всех эти сведений у меня закружилось в голове. Вот это да! Вот тебе и атаманские роды! Куда не кинь везде выходцы из России и старообрядцы. Но намёк на гражданскую войну мне был не понятен. Поэтому я прямо спросил его.

– А какое отношение всё сказанное имеет к гражданской войне?

- Да самое прямое! Неужели ты так ничего и не понял из того что я тебе гуторил? Экай ты бестолковый! - вскочив на ноги прокричал дед и стал нервно бегать около костра. – Откель был атаман Каледин – спросил он меня.

- Рожак станицы Усть-Хопёрской – ответил я.

- А приняли в казаки прародителя Краснова в казаки иде?

– В станица Букановской, что на Хопре,- ответил я.

- А откель был красный палач Миронов, убийца детей. Не знаешь? Так я тобе скажу. С хутора Буерак-Сенюткина Усть-Медведецкого Округа. А выблядок Подтёлков, который детей из гимназистов и школьников поубивал и Чернецова зарубил. Именно за энти человеконенавистнические дела казаки его и повесели. А откель он был? Что молчишь? То-то, знай! Вот именно с хутора Крутовского Усть-Медведецкого Округа. Жидовствующим был большевистская гадина, и опять же с Медведицы. Вся большевисткая зараза к нам на Дон от них пришла. Все энти староверцы хапёрские, да медведицкие, ненавидя царя, с большевиками сразу снюхались и верно им служили. Да и как не снюхаться, ежели вера у них одна была – жидовствующая. Кто фронт бросил и большевикам дорогу на Дон открыл – хапёрцы, да казаки с Медведицы им пособили. Отчего гундоровцы ушли с Вернего Дона? Везде предательство видели, веры в верхнедонских казаков у них не было. Чуяли, что продадуть при случаи их красным. Ведь не зря Каледин, честный православный генерал специально ездил к верхнедонцам. Он пытался убедить их не связываться с красными, а они в благодарность, на него сукины дети покушение готовили. А откуда себе Будённый кавалеристов понасобирал? Да с Хапра, с Медведицы, с Бузулука и с Иловли. Самые раскольные места. А где самый зверский большевистский террор на Дону был – на Хопре, да на Медведице. А каких казаков большевики на семя оставили? Что молчишь, да глаза отводишь? То-то и оно! Всё энтих!

   Выкрикнув всё это, дед устало осел на землю.

– А мне ты гуторишь не, что не можешь в голову взять, с какого боку всё это к гражданской войне прилепляется. Так что мил человек, неча тобе здеся огибаться. Ехал бы ты себе подале отсюда, так к примеру, на нижний Дон, али на Северский Донец. Там казаки правильные, православные живуть, так, что тобе промеж них спокойнее будеть. А таперича давай спать.

   Мы улеглись у костра и крепко заснули. Наутро я попрощался с дедом и, поймав попутную машину, уехал в Новохопёрск, а оттуда к себе домой. И с тех пор на землю дальних казаков я ногой не ступал. И душа моя казачья по тем местам боле уже не тосковала.